Отец выгнал меня в 19, когда я забеременела. Через 20 лет он встретился с генералом Морган.

Эти слова до сих пор жгут меня изнутри. Это было последнее, что он произнёс, прежде чем захлопнуть дверь и оставить меня снаружи — в холодную ноябрьскую ночь, сжимавшую в объятиях ту жизнь, которую никто в моей семье не хотел. Мне было девятнадцать. Я была напугана и беременна. С того самого момента я перестала быть дочерью в его глазах — я стала позором.Я до сих пор помню, как свет на крыльце бил мне в лицо, словно прожектор, высвечивающий моё стыдное изгнание. Мой старший брат стоял за спиной отца, скрестив руки на груди и ухмыляясь, будто победил в какой-то жестокой игре.«Не вздумай потом приползать обратно», — процедил он.Мама была на кухне, плакала так сильно, что я слышала её приглушённые рыдания через окно. Но она не вышла. Может быть, не смогла. Может, слишком боялась его.Я чувствовала, как холод проникает в кости, когда спускалась с крыльца — с одной сумкой за плечами и эхом его слов, преследующих меня в темноту.