Мама забрала мою сестру, папа — моего брата, а я оказалась в детском доме. Теперь уже я говорю «нет»
Дом в ту ночь был тихим, но слова всё равно проходили сквозь стены, как призраки. Мне было четырнадцать. Я стояла в коридоре, держа в руках бумажную маску чёрного кота, сделанную для Хэллоуина. Маска дрожала — газетные полоски были ещё влажными, а клей лип к пальцам, как будто не хотел отпускать. В тусклом свете, пробивающемся из-под двери гостиной, серебристые глаза кота казались живыми — и смотрели на меня с жалостью. Я не должна была их слышать. Но голоса скользнули под дверью, как дым. — Можешь забрать Хантера, — сказал отец. Его голос был спокойный и твёрдый, как дерево. — А я оставлю Поппи. Мама ответила коротко, твёрдо. Потом пауза. И её голос снова — тише, уставший, почти сломанный: — А Коралин... Пусть решит суд. Я смотрела в серебристые глаза своей маски, чувствуя, как влажный клей прилипает к коже. Газетные полоски начали оседать, и кот будто бы грустил.
