Юрий Григорович в Мариинском: возобновление балета «Каменный цветок» (Виктория Терёшкина и другие)
Мы рады поделиться со всеми любителями балета редкими кадрами: 2016 год, хореограф Юрий Григорович готовит возобновление спектакля вместе с артистами и педагогами Мариинского театра. Историк балета Инна Скляревская о «Каменном цветке» Григоровича: Балет «Каменный цветок», созданный молодым Григоровичем на сцене Ленинградского театра имени С. М. Кирова (ГАТОБ), ознаменовал собой смену вектора, по которому шло развитие хореографии в СССР. Это был 1957 год. Оттепель уже началась, и для балета тоже, но железный занавес еще не поднялся. Еще не приезжала на свои знаменитые первые гастроли Парижская опера с произведениями Лифаря и, главное, с «Этюдами» Ландера и «Хрустальным дворцом» Баланчина, бессюжетными, как музыка, и год спустя вызвавшими в Москве восторг одних, непонимание других и смятение третьих, тех, кто вдруг догадался, что большое искусство ХХ века — это не совсем то, что они раньше думали и чем они раньше жили. Сейчас, когда нам доступна вся толща мирового искусства ХХ века, тогдашняя радикальная новизна «Каменного цветка» оказывается не столь очевидной. И чтобы ощутить, чем он был, нужно восстановить предысторию этой постановки, взглянуть на нее прежними глазами. Григорович сразу принес на сцену новую выразительность. Прежде всего, его сочинение уже не было величавым драмбалетом. Сюжет, действие, характеры — все это имелось, но на все теперь было наброшено легкое полотно так называемого симфонического танца, не иллюстративного, но поэтически обобщенного. Повторим: никаких Баланчина с Ландером, никакой неоклассики, лишенной фабулы и построенной по законам музыки, тогда еще никто в СССР не видел — ни зрители, ни артисты, ни хореографы. Вокруг не было ничего, кроме плотной изобразительной лепнины советского драмбалета. Так что вполне понятно, почему за лирико-психологическим танцем Григоровича закрепилось не совсем точное название симфонического: на этом фоне он действительно воспринимался прямым наследником лопуховской идеи танцсимфонии, той самой, из которой в начале 1920-х, как из питательной почвы, дал свои первые побеги гений Баланчина. У Григоровича в «Каменном цветке» действительно все танцевало — все было воплощено в выразительном движении: и чувства, и характеры, и гротеск, который играл в спектакле непривычно важную и непривычно острую роль. И еще новый спектакль обладал столь же непривычной, почти физически ощущаемой легкостью. Такой эффект создавало внезапное отсутствие тяжеловесной мощи, которая была неотъемлема от официального сталинского искусства. Это волшебное ощущение легкости и свежести, в подтексте которого лежал отказ от государственного пафоса в пользу бережного внимания к человеку, к интимной правде человеческих чувств и, если взглянуть чуть шире, в пользу человеческой жизни, было тогда очевидным знаком нового времени. Или, как мы сказали бы сегодня, мейнстримом. Другими знаками времени уже становились условность и минимализм: освобождение человека от груза обязательного величия, а театрального персонажа — еще и от всего этого «правильного, как в опере».
