«ЕСЛИ МОЙ СЫН ЗАГОВОРИТ — СРАЗУ ЖЕ ВОЗЬМУ В ЖЁНЫ!» — сказал миллионер, но уборщица его шокировала...

И теперь, в самый важный для отца вечер, его молчание было особенно ощутимо. Гости, улыбаясь, обменивались шёпотом, бросая взгляды на мальчика: «Бедняжка…»; «Какой несчастный ребёнок…»; «Слишком тяжёлое испытание для его лет». Алексей же держался твёрдо. Его лицо выражало уверенность, движения были спокойны и величественны, но в глубине души он страдал. Он хотел, чтобы его сын стал частью этого праздника, чтобы все видели: семья Соколовых сильна, она идёт вперёд, несмотря ни на что. Оркестр играл вальс Штрауса, пары кружились по залу, длинные платья мелькали, как волны. Елена, будущая жена Алексея, была в центре внимания: её платье из золотой ткани переливалось при каждом движении, её улыбка сияла, словно предназначалась каждому гостю сразу. Она легко держалась рядом с влиятельными людьми, умела говорить комплименты и ловить взгляды. Для общества это была идеальная невеста. Но Дмитрий, наблюдая за ней своими большими глазами, ощущал лишь холод. В её улыбке он не видел тепла, которое помнил от матери. В это время дворецкий объявил начало официальной части вечера. Гости собрались у подиума, где стоял Алексей. Его голос, уверенный и сильный, наполнил зал: — Друзья, сегодня для меня особенный день. Сегодня мы вместе с вами отмечаем не только новые горизонты в делах, но и в личной жизни. Позвольте представить вам мою будущую супругу — Елену Воронцову. Зал наполнился аплодисментами. Елена изящно поднялась по ступеням, взяла Алексея за руку. В этот момент Дмитрий стоял рядом с отцом, его маленькие пальцы сжимали край пиджака. Он чувствовал себя чужим в этом мире блеска и громких слов. Его сердце тянуло к матери, к её голосу, к её прикосновениям. Всё остальное казалось холодным и ненастоящим. Мальчик отступил на шаг назад, и никто этого не заметил. Все были увлечены речью Алексея, словами о будущем, о союзе, который станет символом силы и процветания. Дмитрий медленно двинулся в сторону колонн, подальше от яркого света. Там, в тени, он мог прятаться от чужих глаз, от этой роскоши, которая давила на него.