ОН НЕ ЗНАЛ, КТО СТОИТ ПЕРЕД НИМ. Эта ошибка стоила наглому сержанту всего

Внутри Рубцова закипало. Его раздражала жара, его раздражала сама атмосфера штабных «учений», раздражало то, что его, боевого сержанта, загнали в эту клетку из бумаг и уставных формулировок. И теперь ещё эта женщина, которая, как ему показалось, с холодной отстранённостью оценивает и фиксирует каждую мелочь. В его глазах это выглядело как показное превосходство, как насмешка над теми, кто привык жить и служить по-настоящему. Когда обсуждение дошло до ошибки одного из взводов, женщина слегка подняла голову и сделала короткое замечание. Голос её был ровным, спокойным, даже тихим — но именно эта тишина ударила Рубцова по нервам сильнее, чем любой крик. Он услышал в этом спокойствии вызов, услышал снисхождение, словно её слова говорили: «Я вижу вас насквозь, и вы все для меня — просто объекты наблюдения». И тогда в нём что-то сорвалось. Всё накопленное раздражение, усталость, злость на новую службу и чуждую ему дисциплину прорвались наружу. Он сделал шаг вперёд и громко, резко бросил: — Женщина, вам не кажется, что это не ваше дело? Эти слова прозвучали на плацу, как выстрел. Солдаты и офицеры замерли. Даже ветер, казалось, стих. Никто не верил своим ушам: сержант, пусть и старший, открыто, при всех, грубо обратился к женщине, которая вела себя так уверенно, словно имела право командовать. Мгновение показалось вечностью. Каждый чувствовал, что произошла катастрофа. Нарушение субординации в армии — это не просто грубость. Это разрушение самой основы порядка. Но Рубцов, ослеплённый собственным гневом, этого не понял. Внутри него кипела странная смесь — гордость от того, что он наконец-то сказал вслух то, что думал, и тревога, глухим эхом отдающаяся в сердце.